******
Марина Чешева https://www.stihi.ru/avtor/marinus (контакт автора)


рыба клюет на запах плывет на ощупь
брюхо кладет в ладони глядит на площадь
ест из руки зерно

мерзнет закат над севером над сахарой
люди идут от августа до захары
кажется из кино

руки подняв как будто бы в сорок третьем
шлепая ртами медленно как о смерти
пленка рябит в ветвях

рыба плывет вокруг чешуи и мимо
плеч затвердевших голосом или дымом
в солнце и янтарях

мне бы ее поймать за пустой загривок
гладить за пальцы мять золотой затылок
что-то о ней молчать

лишь бы она оставила эту трою
все потроха от дерева над горою
в титрах у главврача

фото со стрнц

******



у добби брауна все в порядке
жена жимолость
у детей улитки

штаны добби
выкорчевали на грядке -
тугие нитки

хмуря брови поверх
серых кустов
сядет за стол
словно бы пассажир

дети кормят ладошками
трех китов
что под окнами держат
этот стеклянный мир

останься добби
поговорим
что ли водоросли у тебя во рту

в покрывале осени
город стоит как рим
улыбаясь в ветхую
темноту

но у добби брауна
все окей
чай по часам и горькие слезы дня

легкие птицы стелятся
на постель
выйдешь ли за меня

а воздух сердца жжется как вода
и оглушает зернами заката
на жирном небе желтая трава
грызет глаза как жадная собака

то человек качая дно идет
лягая кости крошечных ромашек
то между дней жужжащий самолет
дрожит как астры в сумках первоклашек

уймись жара пожарные в саду
рычат дровами ведрами и ветром
тревожный август сбылся на пруду
цветущей жабой выпрыгнувшей в лето

цветущим взглядом легкого жука
его хоронят дети словно папу
в руках молитвы слезы и мука
конфеты книги даже элефанты

сегодня с ними выучен урок
под кожей жмутся детские печали
мне жаль но кто-то щелкает курок
как бы орех из невесомой стали

вот так и ждешь железистых дождей
чтоб смыть с себя непомнящие лица
а свет лежит и август все прочней
к тебе щекой кусается и снится

спрошу его где чай петя
где петя чай скафандр циклопы
кто всю ночь смеялся икал и топал
да никто про себя заметил

где петя вьюга костюм скалолаза
ничего не видно звезды и звезды
на колючем айсберге темный и узкоглазый
доедаешь хлеб недозревший поздний

на волнах качается антарктида
корабли под углом отплывают к югу
оставляем женщин вдоль стен мадрида
и детей и женщин - жене и другу

это петя боги глядят из будки
открываем шлюзы идем в открытый
на ладонях свежие незабудки
и рассада теплая на корыте

чтоб картошка летом росла густая
и старухе было бы чем заняться
астронавтов в небе скупая стая
начинает дождиком рассыпаться

и стекают капли по лбу по векам
как морщины режут лицо до крови
где же чай твой петя и где аптека
и фонарь нахмуривший в небо брови

в кожуре травы травяного медведя
тело мое запрятано позабыто
покрытое вереском дымом и серебром

дождь улегся в бабушкино корыто
сморщенным животом

или оно сидит у берега аргентины
легкие камни в ладонях воды трясутся
на спелых зрачках зеленая паутина
стоит ее коснуться

или оно пустое - мясо мое от мяса
ходит над редким лесом смеется
крошками нежности и простуды

кормит червей в подоле
из кружевной посуды

кто ты есть спрашивает ртом кривым
и куда ты макушки деревьев гнешь
что ты прячешь в берлоге робкой

уходи домой и осень на стол нарежь
перед сном коротким

светится солнце белым
камни плывут с моста
ходит собачье тело
с гвоздиками христа

сыро от света сверху
прячется снег в траву
дети глядят в прореху
крыши на синеву

так и ослепнешь утром
с кружкой воды в руке
в каплях из перламутра
тихо и налегке

воздух внутри согнется
комната метра три
то паровоз несется
то за окном протри

прощание с Элджерноном
элджернон здравствуй
ел ли ты борщ или камень
лошкой или рукой

вечер как будто влашная вата
в горле гарчит
женщына с края думаит
я жывой

эта не я а птитца ва мне кричыт

птитса птитса птитса а чом курлыкаиш ты
элтджернон сдраствуй
а ком тваи спият глааза

вечир лежыт как сtол
и вакрук цвиты
хвоинымми пальtцами сveтьяtся в
нiбисa

утром как раньше уходим мы в детский сад
кто-то вприпрыжку а кто-то лицо набычив
есть запеканку или лепить закат
или плеваться в колю что есть обычай

марья ивановна в гуще суровых дней
камнем висит над каждой больной коленкой
громко жалеет и вовсе не страшно с ней
прятаться от врачей за колючей стенкой

марье ивановне в общем-то все равно
корь ли депрессия или дурная каша
все потому что схоронены мы давно
и потому что она между нами маша

да по утрам уходим мы просто так
легкие пальцы в горькой ладони взрослой
белые волосы ветра как будто знак
и на ответы только одни вопросы

полые руки легкого мотылька
как паутина длятся до потолка

снег на ладонях в кухню его принес
в складках тумана спит невесомый пес

поезд остался обмороком в лесу
дети играют в пойманную лису

не доиграют вырастут и уйдут
пряники выбросив и покалечив кнут

внутри дерева
спит белка
видит сны о мертвых
то смола к ее векам липнет
то ветер

то лодка
поезда провожает
мех колышется словно трава
перед темной метелью

ничего не слышит не знает
крадется вода за дверью

то песнь рыбы окуня сома
с лицом старика катится

по ее щекам серебристым
мокрым
то следы медведя от снега и горя пятятся
к дням голодным

сберег эти крошки
в сердитые руки сложил
бумажный боинг
скрипит по мягкому небу

сутулым брюхом
но кто-то с утра решил
один из нас
вряд ли придет к обеду

легко и влажно
в глазах проступает соль
от сытого солнца
от ясного этого мира

ответь зачем
ты детство как бандероль
в обертке яркой
мне шлешь из того эфира

лицо обветрено
сотнями спелых книг
летит мой боинг
бодая сырое время

глотает крошки
мой голубь почти старик
но рядом с ним молодое
смеется племя

что ты слышишь видишь ли
кто пьет из руки
кто идет за хлебом по снегу
в сандалиях из травы

из памяти из песка
из девичьей головы

птица что-то клюет в тебе
что-то ворочает топчет

лапами в пузырьках
что ты слышишь
знаешь ли

в этих сухих словах
в этих заботах дня

погляди на ситцевый лес
на мальчика
на себя

Когда в карманах ржет ковыль,
гремя копейкой и отрыжкой,
когда ребенок, а не пыль
под потолком читает книжку

про двух копытистых слонов,
что ждут корабль на вокзале,
и трогая лицом сугроб,
бегут от школьников трамваи.

Тогда и нам с тобой не тьма,
а голубь, пьющий смерть и глину,
и в окнах мертвые уба -
вят звук наполовину.

Тогда и нечего спросить,
пока сквозь руки скачут белки,
пока вселенной вьется нить
над желтым угольком тарелки.